Рита Чернецова трудилась санитаркой. В райздравовских яслях круглосуточного пребывания для тубинфицированных детей и детей, контактных по туберкулёзу – вот так длинно и официально. Работу свою она не то, чтоб не любила – терпеть не могла. Да если по-хорошему разобраться, чего там любить-то: грязные горшки, грязную посуду и грязные полы? Единственный плюс – надбавка к зарплате да досрочный выход на пенсию. Ну, и рабочий день с семи до двух, или с двух до девяти. Если есть смена. А если нет – Рите поровну: жизнь одна. И сидеть тут до пенсии от зари до темна она не нанималась: «Вот пойдёт Сашка в школу – и я свободна как птица!»
Трёхлетний Сашка ходил в районОвский детский сад тут же неподалёку, через улицу, и отличался отменным здоровьем. Другим девкам вон как везло: садились на больничный по уходу за ребёнком регулярно, как по графику, а бедная Ритка – паши как прОклятая без передыху.
Больше всего доставали горшки. Брезгливая от природы, Рита изворачивалась, как могла: высаживала детей на один и тот же горшок по очереди, чтоб не перемывать все пятнадцать – именно столько киндеров было в группе. И все они, за редким исключением, посещали ясли без прОпусков.
Оно и понятно: в понедельник непутёвые мамашки любой ценой сбывали детей с рук и всю неделю колбасили на полную катушку – хорошо, если в пятницу вспоминали, что надо зайти в ясли. Этих кукушек Рита ненавидела истово – всей душой. Особенно перед праздниками. И не потому, что подарков от этих шалашовок не дождёшься, а потому, что сидишь тут как пришитая вместо того, чтоб пробежаться по магазинам. Там, конечно, шаром покати, но чем чёрт не шутит! И нет бы, разобрать своих засранцев после обеда! Что ты, им же некогда. У них на работе – в-е-ч-е-р!!! И идёт эта цаца со своего вечера вся разодетая и размалёванная с полными сумками, а Рита тут – при горшках!
Ох, эти горшки! Особенно напрягали дни, когда на обед давали капустную запеканку: срали так, что обойтись одной посудиной на всех не получалось. Распахнув во всю ширь окно и стараясь не дышать, Рита с громкими бульками и желудочными спазмами опорожняла и ополаскивала ненавистные горшки, проклиная весь свет и своего мужа Пашку, из-за которого вынуждена была всё это терпеть…
При чём тут Пашка? А при всём: если бы не этот дурацкий залёт – она бы сейчас не в этих тупых яслях торчала, а гасилась на дискотеке в «Галактике». А у Пашки – ни денег, ни возможностей. Ладно, хоть однокомнатная хрущоба от бабки досталась. Ребёнка в садик устроить – и то не смог, приходится ей говнище ворочать за служебную путёвку…
* * *
Но однажды праздник случился и в её, Ритиной, жизни.
Заведующая Людмила Ивановна – ушлая тётка – организовала в яслях ВЕЧЕР, на который пригласила шефов – работников троллейбусного депо. Родителей загодя предупредили о том, что в пятницу после обеда детский сад будет закрыт на санобработку: морим тараканов.
Всё утро свободные от смены сёстры и санитарки хлопотали, метались, как заполошные, между пищеблоком и музыкальным залом, где стояли вряд собранные со всех групп и накрытые простынками столы.
Рита в этих приготовлениях не участвовала: смена была не её, а переться на работу кромсать салаты и чистить селёдку – ищите другую дуру. Проводив сына в детский сад и наказав мужу забрать его вечером, она занялась собой.
Волосы взбила шапкой, подколола у висков и от души залила лаком «Прелесть». Покрутила головой, подумала и густо подвела глаза. Кончиком мизинца нанесла нежно-бирюзовые перламутровые тени. Нагуталинила ресницы «Ленинградской» тушью из картонной коробочки, обмахнула кусочком ваты, снова намазала и тщательно прочесала круглой кисточкой от «Луи Филиппа». Тональный крем, кирпичные румяна полосами, компактная пудра цвета «загар» – Рита уже и забыла, какой красивой была когда-то…
Перевела взгляд ниже и чуть не заплакала от обиды: поношенный лифчик с пристёгнутой на булавку бретелькой и страшные трусы на резинке…
Ну, почему ей так не везёт? Ну, чем она виновата? Рита совсем было скисла, но, снова бросив взгляд на своё отражение, поняла, что даже в трусах с резинкой в тыщу раз лучше всех этих ясельных клушек.
Бретельку решила не подшивать – дорогу зашьёшь. Новые чёрные колготки, узкая трикотажная мини-юбка, кофта фасона «летучая мышь» с люрексом, широкий пояс. Завершала образ крупная «золотая» бижутерия.
Рита едва не задохнулась от восторга, глядя на себя в зеркало.
Лодочки на шпильках сунула в мешок и, сообразив, что уже опаздывает, рванула на трамвайную остановку.
* * *
– Марго, ну ты даёшь! – девки на работе пооткрывали рты. Только Людмила Ивановна как-то непонятно посмотрела, но ничего не сказала: в тамбуре захлопали двери, и заведующая вышла встречать гостей.
Рита едва успела переобуться, как в коридор ввалилась толпа мужиков.
Лёшу она увидела сразу. В сером костюме, с галстуком. В тон костюму – туфли, которые – Рита знала – почему-то назывались «корочки». Поймала его плывущий, ускользающий взгляд и поплыла сама: это была любовь…
* * *
Да, любовь, которую дано встретить не каждому: они понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. И сердца их бились в унисон. И дыхание смешивалось. И пели в душЕ соловьи. И благоухали розы. И, прощаясь, они не могли разорвать сплетённых рук.
А прощаться приходилось часто, в зависимости от того, как выпадали смены в яслях.
Дело в том, что Лёша был давно и прочно женат на женщине прозаической и практической, не разделявшей его высоких устремлений и духовных исканий.
Валя работала продавцом в рыбном отделе гастронома, за день выматывалась так, что даже на перебранку с мужем сил не оставалось: трясясь вечером в полупустом трамвае, она каждый раз боялась уснуть и пропустить нужную остановку. МЕста для романтики в её жизни не было: дом, сад, муж, сын-подросток, чем накормить, во что одеть. Да ещё пожилые родители, больные и от того вечно всем недовольные. Год назад померла свекровь. Слава Богу – прибрал, а то еле ползала: три года протянула после тяжеленного инсульта. Готовое из холодильника разогреть – и то не могла. Да, досталось тогда Вале – крутилась колбасой, а помощи – фиг.
Лёшке-то что: пришёл с работы, поел – и с газеткой на диван. Любил он почитать что-нибудь умственное: про инопланетян, магов и экстрасенсов. Гороскопы, которые недавно вошли в небывалую моду. Такой макулатуры щас – на каждом углу. А дома – в каждом. Валя, тихонько матерясь себе под нос, собирала отпечатанные на жёлтой дешманской бумаге самиздатовские газеты и журналы да помаленьку стаскивала в сад – на растопку.
А недавно Лёшка совсем свихнулся: начал по утрам перед работой бегать от инфаркта в Уралмашевский лесопарк. Лучше б на халтуру бегал. С его окладом мАстера не шибко разживёшься, и если б не её, Валькина, треклятая работа – сосали бы они всей семьёй лапу.
* * *
В лесу одуряюще пахла молодая листва, гомонили птицы – воздух был пропитан любовью и нежностью. Лёша закинул голову и на мгновение прикрыл глаза, сливаясь с окружающим пространством.
– Ку-ку, – пропел тоненький голосок, и нежные руки обвили его плечи…
* * *
– Ой, Ритка, и как ты только не боишься? У тебя – семья, у него – семья…– сменщица Катя делала большие глаза, где-то, в глубине души, восхищаясь Ритиной смелостью.
– Знаешь, Кать, устала я бояться. Не жизнь, а один сплошной страх. А жить-то когда? Когда зубы повыпадут? Что я со своим Пашкой вижу? Дай пожрать – и с газетой на диван, или вон в телевизор пялится – Горбачёва слушает. Перестройщик хренов! – обласкала Рита непонятно кого: то ли мужа, то ли Михал Сергеича. – Ребёнку внимания не уделяет, а детьми заниматься надо, а то знаешь, как карму испортить можно, – Рита ласково погладила по макушке подвернувшегося под руку малыша. Ребёнок, не привыкший к проявлениям нежности со стороны вечно раздражённой няни, сжался, втянув голову в плечи.
– Слушай, ну, а где вы встречаетесь-то? – пропустив непонятное слово «карма» мимо ушей, Катя вернула разговор в нужное русло
– Встречаемся, – Рита мечтательно улыбнулась. – Я, когда во-вторую, по утрам на пробежку бегаю. В Уралмашевский лесопарк.
– А Пашка?
– А что Пашка? – вскинулась Рита. – С Пашкой и поговорить– то не о чем. Вот с Лёшей знаешь, как интересно: сколько он всего знает! А у Пашки одна забота: где пива достать. Дуб дубом. Слушай, – она снова оживилась, – смотри, что он мне подарил…
– Кто, Пашка?
– Да задолбала ты меня с этим Пашкой…– психанула Рита. – Лёша, конечно…– горделиво улыбаясь, неторопливо расстегнула сумку и вынула яркий полиэтиленовый пакет.
– Ни фига себе! – восхитилась Катя, рассматривая крохотные разноцветные трусики с ажурной резиночкой. – «Неделька»! Шик! Прям, в руки взять страшно! Слушай, а здесь только пять. Вот, смотри: понедельника нет и вторника. Рит, а они, вроде, бэушные?
– Дай сюда, – Рита вырвала из чужих недобрых рук своё богатство. – Ладно, мне работать пора.
* * *
– Вот зараза – всё настроение испортила, – бурчала Рита, ополаскивая горшки. – Недаром бабка говорила: зависть – страшная сила!
Но потихоньку мысли её переключились на утреннее свидание, на шикарный подарок, и Рита размечталась о том, что когда-нибудь они с Лёшей всё-таки будут вместе. Всегда-всегда-всегда! За этими приятными мыслями она и не заметила, как закончила смену.
* * *
Валя, не глядя, запустила руку в комод. Ногти царапнули фанерное дно.
– Чё за дела? – она полностью вытащила ящик, подставив под край колено, и принялась перебирать вещи. – Нет, я не поняла. Лёша! Лёшка, иди сюда!
Лёша, не торопясь, вплыл в комнату, держа в правой руке заложенную пальцем брошюрку в блёклой обложке. Его честные глаза смотрели прямо на жену, но взгляд плыл и ускользал куда-то в сторону.
– Где «Неделька», которую мне Светка с юга привезла?
Лёша попытался сфокусировать взгляд в одной точке, но это ему не удалось.